Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести - Дмитрий Снегин

Панфилов умолк и спокойно сел на табурет, положив руки на стол прямо перед собой. Все, кто услышал его слова, восприняли их как боевой, неотложный приказ, хотя слово «приказ» ни разу не было упомянуто на этом полковом партийном активе...

Поздним вечером покидал Панфилов полк. Перейдя через дорогу к штабу полка, где стоял его конь, он заприметил невдалеке какого-то бойца, ползавшего по снегу. Генерал подошел к нему, засветил карманный фонарик. В светлом пучке на него без испуга глядели знакомые глаза Сырбаева.

— Что ты тут делаешь?

— Письмо обронил, товарищ генерал.

— А это что?

— Это... это письмо, — замялся Сырбаев и проворно сунул листок в карман.

— Хитришь, приятель!

И Сырбаев совсем тихо признался:

— Фотографию выронил я.

— Понимаю... Сейчас мы ее отыщем. Не топчись, зароешь в снег еще.

Беспокойный световой зайчик забегал по серому снегу, пригнувшись, генерал и боец жадно следили за ним.

— Вот она! — почти враз воскликнули они оба, и оба потянулись за темным квадратиком. То ли генерал оказался проворнее, то ли был ближе, только он первым взял фото и, тотчас погасив фонарик, протянул бойцу.

— Напиши и от меня привет.

— Ольге?

— Ей.

Сырбаев горячо поблагодарил и, забыв попрощаться с генералом, скрылся за углом штабного дома.

Только в землянке своей роты он очнулся, радостно возбужденный стал рассказывать товарищам о содержании письма и о своей встрече с Панфиловым, и о том, как обрадуется Ольга привету генерала.

Фролов, задумчиво глядя на фото, на котором была изображена курносенькая белокурая девушка, шутливо подзадорил:

— А что, генерал знаком с ней?

У Сырбаева вытянулось лицо. Он только теперь сообразил, что Панфилов не знал его девушку, а он так растерялся, что даже не показал ему фотографию. Но выражение озадаченности тут же исчезло с его открытого смуглого лица.

— Если просил передать привет, значит, знает, — решительно заявил он.

— Генерал все знает, — охотно сдался Фролов, думая, видимо, о чем-то своем.

Сырбаев спрятал фотографию и, примостившись у печурки, возбужденно заговорил:

— Ребята, «языка» достать мы должны. Обязательно должны. Сам генерал приказал нам. Мы не можем не достать «языка».

2

На фронте по-прежнему стояло затишье, А в дивизии Панфилова продолжалась напряженная работа. Артиллерийская разведка — вся на «глазах». Сидели управленцы на деревьях, на чердаках, где пахнет голубиным пометом и прелой мякиной, глубоко в земле, за еле приметными холмиками под самым носом у немцев.

Трудная и увлекательная работа — артиллерийская разведка! Она напоминает работу ученых. На наблюдательном пункте — тишина, собранность и готовность к любым неожиданностям. Здесь человеком владеют внимательность, неумолимая последовательность, стремительность, ясность мысли и страсть, равная по духу и напряженности страсти исследователя. И если ты настоящий разведчик-артиллерист, то случайный блеск в окулярах тотчас обернется каской или лезвием штыка, полуразрушенный угол фундамента — противотанковой пушкой, едва различимый беловатый и совсем прозрачный парок — неосторожно открытой дверью совершенно невидимого блиндажа, который фашисты, задохнувшиеся от дыма сигарет, решили проветрить. Ночью — свой приметы. И не только вспышки дежурных пулеметов и ракет — звук шагов, приглушенный говор и стук движка — зарядителя аккумуляторов — все это цели.

Так думал Береговой, склонившись над планшетом с измерителем и хордоугломером в руках. На планшете — густая извилистая цепь кружочков-целей. Каждый новый день прибавляет новые кружочки, обведенные то твердой сплошной линией, то пунктирной. На некоторых кружочках — кресты. На планшете они уже больше не нужны: не стало у врага этих целей, — гаубичная батарея Андреева неплохо поработала над ними...

Андреев — замечательный стрелок. Орудия, словно живые существа, подчиняются ему и бьют без промаха. Бойцы за командира — горой. Эту любовь Сережа Андреев снискал отвагой, боевым духом и умением в самых отчаянных положениях колотить фашистов и без потерь выводить батарею из огневого кольца. Давно он потерял счет случаям, когда немецкие автоматчики едва не застигали его на наблюдательном пункте. В ответ на упреки Берегового в неосторожности Андреев обычно только машет рукой:

— После третьего раза они уже меня не поймают... Черта с два!

При воспоминании об этом Береговой снова улыбнулся и тотчас вздрогнул от резкого голоса Марачкова:

— Встать, смирна-а!

Береговой вскочил и увидел генерала. За его спиной — Скоробогат-Ляховский и девушка-боец с дерзкими голубыми глазами, которые оглядели артиллеристов вызывающе строго и предупреждающе. Панфилов внимательно разглядывал планшет и требовал пояснений. Выслушав, повелительно сказал:

— А теперь ведите на наблюдательный. Посмотрим все эти планшетные красоты в натуре.

Береговой торопливо взобрался на чердак. За ним, не отставая, спешила девушка, за ней генерал. Панфилов сел за стереотрубу и по-артиллерийски начал обшаривать всю оборону немцев, изредка приказывая навести перекрестие на ту или иную цель. Высмотрев все, что ему нужно, он пригласил девушку:

— Ну, Женя, теперь садись ты. Артиллеристы тебе покажут живых фашистов. Ты ведь еще не любовалась ими при помощи этой хитрой машинки, — он уступил ей место у прибора.

«Должно быть, это и есть Женя Иванова, переводчица штаба дивизии», — догадался Береговой.

Женя сидела за стереотрубой очень долго и назойливо выспрашивала: что за этим оврагом, куда он ведет, почему тот холмик не белый, а лиловый, и что за пестрая полоса видна там, на том вот взгорке.

Кончив осмотр вражеских позиций, генерал и переводчица уехали, а комиссар полка возвратился в комнату.

— Сидите, сидите, товарищи, — сказал он вставшим управленцам и медленно подошел к столу.

Удивительный человек комиссар. Он успевает бывать и на самых передовых наблюдательных пунктах, и на огневых позициях, и на тыловых базах, причем два бойца готовы поклясться, что они встречались со своим комиссаром в один и тот же час в пунктах, разделенных километрами.

Сегодня Ляховский был в особенно приподнятом настроении. Прочно уселся он на табурете и внимательно осмотрел отцовским взглядом всех. Потом, не спеша, достал из планшетки большой темно-синий пакет. Похрустывая бумагой, вынул из пакета лист, развернул и долго разглаживал его ладонью так, чтобы рядом сидящие с ним смогли прочитать крупные буквы: «Центральный Комитет Коммунистической партии (большевиков) Казахстана». Береговой жадно пробежал эти строки, и словно раздвинулся горизонт и сквозь немыслимые расстояния в эту русскую бревенчатую комнату на рубеже огня широким потоком ворвалось такое родное, такое близкое и незабываемое, что у него дыхание перехватило, а кровь застучала где-то у висков.

Александр Иванович тем временем начал читать послание земляков, чеканя каждое слово, каждую цифру, и перед мысленным взором казахстанцев возникала в труде и заботах родная республика.

...Скрежещет горный комбайн в черном подземелье Караганды. Не вытирая пота, вгрызаются шахтеры в глубь земли, и, отсвечивая резким черным блеском, течет непрерывным потоком уголь.

...Свистит метель, гонит по снежному полю редкие сухие кустики курая и перекати-поле. Прикрывает чабан овчинным тулупом теплого, только что появившегося на свет ягненка. Бережно несет его чабан в дом и там осторожно ставит на нетвердые ноги и подставляет под влажные губы теплое пойло.

...Полыхают огни, течет, течет огненная река свинца, каскадом ниспадает в формы, чтобы обратиться в пули и снаряды. Ревет гудок, призывая к короткому отдыху, но люди не уходят, они на минуту снимают жесткие рукавицы и торопливо закусывают, а река свинца и стали все течет.

...Давно глубокая ночь. Красноватые лампочки неярко освещают комнату. Матери, жены, сестры, низко склонившись над столом, проворно шьют. Стучат швейные машины, и растут, растут горки шапок-ушанок, теплых стеганых брюк, падают на широкий стол, растопырив рукава, шерстяные гимнастерки.

...Растерянно стоит посреди класса девочка. Шумят вокруг нее голоса дружбы, участия, любви. Учительница утешает девочку. Пусть она мужественно перенесет свое горе. Папа ее погиб на фронте, но она не осиротела. Весь аул, весь Казахстан, вся Советская страна никогда не забудут его подвига, а ее воспитают такой же честной и сильной, каким был ее отец.

...На фоне высоких засыпанных снегом алатауских гор бегут через рвы бойцы, припадают к пулеметам, разрывают гранатами проволочные заграждения. Они готовятся к решительной схватке с врагом. Они скоро станут рядом с фронтовиками.

«Поздравляем вас, дорогие воины-земляки, с двадцать четвертой годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции. Мы, ваши отцы, матери, братья, сестры, всегда с вами. Все для фронта, все для победы — в этом теперь смысл нашей жизни, нашего труда. Мы твердо убеждены, что и вы, советские воины-казахстанцы, не посрамите чести родной республики, отстоите Москву».